Espresso от Саши Донецкого: Россия и безотчётное насилие

Человека уволили с работы, а он пошёл в лес и там повесился. А человек-то молодой, всего 33 года, ещё жить да жить.

Другой, наоборот, дабы обеспечить семью, вкалывал на двух работах, и так его это всё достало, что он тоже взял да повесился.

Третий не вынес смерти жены и воспользовался личным ружьём. Хорошо, что самострел закончился лишь ранением. Радоваться, впрочем, нечему. По статистике, больше половины самоубийц, "не досамоубившихся" в первый раз, доводят свой замысел до конца во второй или третий.

Время от времени, чуть не случай в неделю, Интернет приносит нам скорбную весть об очередном самоубийстве. Как говорится, на бытовой почве, то есть не во имя какой-то великой идеи или из-за несчастной любви (в этих случаях имеется пусть и малоутешительный, но хотя бы какой-то смысл), а по тяжким житейским обстоятельствам, часто усугублённых алкоголизмом.

Алкоголь, как всем известно, в качестве мощного депрессанта, обостряет суицидальные наклонности, а то и прямо провоцирует их, но это не значит, что на алкоголизацию можно списать все несчастья. Причин для того, чтобы свести счёты с жизнью и помимо алкоголизма да прочих психических расстройств хватает, и они, эти причины, подробно и увлекательно изложены в специальной литературе. Авторы исследований стараются взглянуть на добровольный отказ от жизни с исторических, религиозных, философских, психоаналитических и т. д. позиций; выдавая некую сумму знаний о последнем поступке, выворачивают самоубийство под свет рационализирующих теорий. Однако вряд ли способны до конца приблизиться к тайне этого тёмного и загадочного явления.

Люди почти всегда стараются понять самоубийцу, но оправдать и простить – никогда или очень редко. Несмотря на то, что в России в целом традиционно велико пренебрежение жизнью, своей и чужой, а жить вообще опасно, христианская догма о том, что самоубийство есть самый тяжкий из грехов, сохраняется в родовой памяти, заставляя осуждать несчастного самоубийцу, даже если он был смертельно болен и, собственно, не жил, а мучился. Всё-таки мы не японцы с их культурой харакири, и самоубийство у нас, скорее, свидетельство слабости, нежели доблести чести.

Нынешней осенью были озвучены цифры, согласно которым за два минувших десятилетия Россия, как оказалось, вышла на второе место в мире по частоте самоубийств, потеряв за 20 лет около 800 тысяч человек. Причём основная масса самоубийц, по данным Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, это мужчины зрелого, работоспособного возраста. Средний возраст мужчины-самоубийцы в России 45 лет, тогда как у среднестатистической российской суицидницы - 52 года.

То есть мужчины в России начинают сознательно убивать себя, будучи сравнительно моложе, чем женщины, которые задумываются о верёвке на шее ближе к старости. Что, добавлю, вполне вписывается в брутальную картину нашей жизни, поскольку курение, алкоголизм и особенно наркомания тоже суть формы самоубийства, только растянутого во времени.

"…жить всегда нелегко. Мы продолжаем совершать требуемые от нас действия по самым разным причинам, прежде всего в силу привычки. Добровольная смерть предполагает, пусть инстинктивное, признание ничтожности этой привычки, осознание отсутствия какой бы то ни было причины для продолжения жизни, понимание бессмысленности повседневной суеты, бесполезности страдания", – сформулировал в 1942 году французский писатель-экзистенциалист Альбер Камю в своём программном философском манифесте "Миф о Сизифе. Эссе об абсурде", и далее: "Самоубийство всегда рассматривалось исключительно в качестве социального феномена. Мы же, напротив, с самого начала ставим вопрос о связи самоубийства с мышлением индивида. Самоубийство подготавливается в безмолвии сердца, подобно Великому Деянию алхимиков. Сам человек ничего о нём не знает, но в один прекрасный день стреляется или топится".

Это похоже на правду (считавшего самоубийство, кстати, единственной философской проблемой), как и другое наблюдение писателя: 
"Самоубийство редко бывает результатом рефлексии (такая гипотеза, впрочем, не исключается). Развязка наступает почти всегда безотчётно".
"Безотчётно", - значит, почти инстинктивно, в состоянии своего рода аффекта, не совсем осознанного действия, как мгновенный ответ на вызов реальности.

Камю был атеистом, откуда и образ – мифический Сизиф, то есть человек, совершающий бесполезную работу проживания. Никакого смысла нет, и существование предшествует сущности, но человек на то и человек, чтобы вопреки вселенскому абсурду и повседневному вздору, продолжать сопротивляться обстоятельствам, даже вне всякой надежды.

У религиозных экзистенциалистов, по крайней мере, имеется метафизическое основание для борьбы – Бог, который (при наличии у человека веры, конечно) придаёт житейскому страданию высший смысл, а значит, и утешение.

Всякий самоубийца, таким образом, стихийный бунтарь, восстающий против божественного порядка: "Самоубийство есть не только насилие над жизнью, но есть также насилие над смертью. В самоубийстве нет вольного принятия смерти в час, ниспосылаемый свыше. Самоубийца считает себя единственным хозяином своей жизни и своей смерти, он не хочет знать Того, Кто создал жизнь и от Кого зависит смерть", - дал исчерпывающую характеристику неверию русский религиозный философ Николай Бердяев.

Если следовать этой религиозной логике, достаточно высокий уровень самоубийств свидетельствует не только о невыносимости для простых смертных социального бытия, но и об истинной картине так называемого "религиозного возрождения" России.

Да, церковная догматика в России в последние годы укрепляет свои институты, превратившись (за неимением или при дискредитации иных) в официальную идеологию, однако окормляет ли она духовно тех, кто в анкетной графе "вероисповедание" привычно пишет: "православный".
"Православный" по традиции, по культуре – возможно, но никак не по миропониманию.

Миропонимание большинства русских есть безотчётное (по Камю) насилие (по Бердяеву) как над другими, та и над собой. В этом-то и главный ущерб нашей жизни, её народная беда.

Об этом безотчётном, наивном, словно у детей, насилии и нашумевший фильм Андрея Звягинцева "Елена", показанный не так давно на телеканале "Россия", и вызвавший необычайный для отечественного кино взрыв мнений в блогосфере.

Елена, убившая мужа, пусть и не очень симпатичного человека, по сути, из требований родового, семейного инстинкта, поступила, несомненно, против Бога. Но, вероятней всего, из того же самого безотчётного чувства любви к родным чадам она, не задумываясь, принесла бы в жертву и себя саму, не пожалела бы собственной жизни.

Собственно, с высшей, метафизической точки зрения она и есть такая жертва, и в простой, до оскомины банальной истории гениально раскрывается главный духовный недуг России – её языческое подчинение тёмным энергиям крови, растворение в стихии первичных инстинктов самосохранения: бей, хватай, беги, поглощение мраком недо-мышления, недо-понимания, недо-языка, и в конечном счёте – недо-человечности.

А всё остальное – тотальное равнодушие друг к другу, уличная гражданская война, коррупция, желание возвыситься любой ценой и втоптать в грязь ближнего, и оправдание всякого греха - есть лишь следствия так и не преодолённого ущерба безотчётности.

Русские так и остались нацией детей, а дети, как известно, не способны ценить жизнь, и часто злы и жестоки.

В том числе и по отношению к самим себе.

Саша ДОНЕЦКИЙ.