Возвращение

В начале девяностых я побывал во Франции и повидал Париж, Валанс, Труа, Лион, Авиньон и несчетные малые городки, и всякий раз только вздыхал, видя на площадях памятники солдатам Первой мировой войны, особенно трогательные в этих малых городках. В этих гипсовых солдатах не было героизма. Кажется, они возвращались домой и останавливались в печали, не узнавая родных улиц и не видя близких, которых оставляли, уходя на фронт. Было в них что-то как будто виноватое.

А что же у нас-то, думалось тогда, нет таких памятников? Ведь уж кого изменила эта война – так нас. Каким восторгом, каким общим подъемом начиналось! Сколько героев дали первые годы! Сколько подвигов и побед! Каждый офицер – Гумилев! Каждая сестра милосердия – царевна! А уж скоро другой поэт похвалится, что «был первый в стране дезертир» и всё повалится необратимо…

Вот кому бы стоять теперь виновато в бронзе и гипсе по родным городам с ненужной винтовкой, не смея поднять глаз на историю, равно смоленским, тульским, нижегородским и их «невинным» братьями по окопам из Константинополя, Галлиполи, Сербии. И может, не зря этой войне выпало стать Великой и Забытой. Была в этом какая-то высшая справедливость.

А подумал я об этом, глядя на новенького бронзового солдата этой «великой и забытой», вставшего в Пскове в соседстве с вокзалом, на котором в присутствии храброго генерала Первой мировой, разошедшегося по героическим плакатам той поры Рузского последний Государь подпишет Отречение, начавшее новую историю России. И не удержит горечи в дневнике «Кругом трусость, обман и предательство» и скажет это не о красноречивых думских депутатах, а как раз вот о них – высших офицерах.

Уходил солдат на войну служить «вере, царю и Отечеству», а вернулся с неё, когда уже ни веры, ни царя, ни Отечества. Уходил с пением «Смело мы в бой пойдем за Русь святую», а возвращался с той же винтовкой и той же песней и так же смело да уж вместо «святой Руси» шел в бой «за власть Советов».

И вот ищи теперь для памятника образ героя той войны. Представь его полным георгиевским кавалером (а они были! были!), а где же победа? И поставь хоть в каждом городе по Колчаку, Корнилову, Врангелю, а уж историю не поворотишь. И на героическую не перепишешь.

Нет, уж лучше вот такого – повинного, чтобы нечаянно не сочинить новой лжи о русском герое. Великая была война, а обернулась стыдом и разошлась на грассирующую поэзию о том, как «зло и ненужно опустили их в Вечный Покой» и о том, что «в бездарной стране даже светлые подвиги - это только ступени в бесконечные пропасти…». И о поручике Голицыне и корнете Оболенском. И о том, как «уходили мы из Крыма, уходили навсегда. Я с кормы все время мимо в моего стрелял коня…».

Столетие Первой мировой – хороший повод поглядеть себе в глаза без исторического передергивания и самообмана. Сумеем так поглядеть, так, глядишь, как говорил один умный революционный демократ, может быть, впервые «ангел этики победит дьявола эстетики» в новых памятниках русскому солдату, которые будут учить нас новой исторической прямоте.

Валентин КУРБАТОВ